В «корону» я не верю!», или Репортаж с больничной койки

Уверенность в том, что новая болезнь, которая шествует по миру, меня не зацепит, долгое время была непоколебима. Масочный режим я воспринимала как маскарад, а прививку от коронавируса считала лишней нагрузкой для организма.  Не настораживало даже то, что большинство отделений перепрофилировались на лечение только этой инфекции и ее последствий. Однако когда в начале месяца в городе был отмечен пик заболеваемости, и статистика констатировала 199 случаев пневмонии и 140 коронавируса, я уже входила в их число.

Длинные иглы в груди

Когда у меня поднялась температура 37, 2, я была уверена, что это ОРЗ, с которым я справлюсь в два счета. Но к вечеру ртуть на градуснике дошла до отметки 39, и я поняла, что со мной творится что-то не то. На следующий день, 18 августа, вызвали врача, она назначила лечение и сказала: «23-го на прием!». Но к тому времени мое состояние ухудшилось в разы. Резко расстроилась вся пищеварительная система, а температура держалась на уровне 38-38,6. На полтора дня понятие «еда» в сознании исчезло от слова «совсем». И тут сестра предложила: «Может, окрошечки?». – «Буду!».  Зачерпнув первую ложку, я поняла, что обоняния – ноль!

Ложитесь в больницу!

На следующий день, посмотрев мой анализ крови, врач настоятельно порекомендовала стационарное лечение. В больницу меня положили с диагнозом «двусторонняя пневмония». В приемном я встречаю двоюродную сестру, которая оформляет в больницу мужа. Наивно полагая, что дело это быстрое, там мы провели около 4 часов.

Проходя по коридору гинекологии, я впервые слышу, как работают кислородные концентраторы, и вскоре вхожу в просторную палату на 10 коек. Заняв место в уголке, я с полчаса озираюсь, и молча смотрю на новых соседок, но обращаюсь первая: «Девочки, давайте знакомиться!», и общение в палате активизировалось. Оказывается, большинство легли в последние два дня. Но надолго нас не хватило, последней сдалась баба Валя. Она долго читает стихи собственного сочинения, но вскоре тоже сникает. За окнами темнеет, а мы еще в ожидании лечения - наша палата в конце коридора. Медсестра приносит штатив с двумя флаконами, а на койку ставит лоток с шестью шприцами: двадцатки, десятки и одна пятерка. Я думала, что это еще кому-то, но оказалось, что это все мое. Она работает быстро: стягивает мою руку жгутом, делает внутривенный прокол и вводит лекарство. От нажима поршня вены гудят, как поливочные шланги. Последняя «пятерка», и медсестра подключает «заряженную» систему. Когда я согнула руку в локте, прижав кусочек ваты, на часах было 22.10, - на эти процедуры ушел час с небольшим.

За время, проведенное в больнице, при мне умерли 4 человека - один в гинекологии и трое в терапии.

С бытовыми трудностями мы столкнулись уже наутро. Со всех пот льется градом, и одежда через пару часов уже просится в стирку, да и самому хочется освежиться. Прошло 45 лет с тех пор как я первый раз лежала в больнице, но как и тогда, именно пол-литровая баночка теплой воды, ставшая символом больничной гигиены, остается нормой потребления.  Заходишь в гигиеническую комнату, а за тобой еще человек пять, и все просят: «Оставьте немного воды!», а там, в ведре - на донышке. В этот момент ты чувствуешь всю унизительность ситуации.

А вот с лечением вопросов не возникало - оно жесткое, но эффективное. Рецепты индивидуальные, но «арепливир» и «дексаметазон» прописывали всем. Выпив, как назначила Нина Юрьевна, ударную дозу противовирусных таблеток, я впервые почувствовала, что стало немного легче дышать. Кроме терапии по протоколу, врач еще порекомендовала спиртовые ингаляции. Я капаю на чистую маску немного спирта и кипяченой воды, и прикрываю ею рот и нос. Сначала это вызывает удушливый кашель, но после дыхание становится мягче. Несмотря на то, что лечение идет уже полным ходом, ПЦР-тест нам делают только на четвертый день. А через сутки несколько человек, в том числе и меня, ждал неприятный сюрприз: тест оказался положительным, и 12 человек из гинекологии и урологии срочно переводят в «терапию-2».

Шестой день лечения

Санитарка, которая еще час назад без средств защиты мыла в нашей палате полы, облачается в какой-то космический костюм, и ведет нас к лифту. У каждого неподъемные сумки, в которых лежит самое необходимое: постельное белье, одежда, обувь, посуда, тормозок и увесистый пакет с лекарствами.

Вместо того, чтобы полежать после капельниц, мы, накинув на плечи простыни, стоим на улице около часа. Наши предложения дойти пешком были срублены на корню: «Не положено! Только на скорой помощи!».  Вскоре нас, как овец, заталкивают в неотложку, и через полминуты пути мы выволакиваем свои узлы. На прежнем месте нас подобралось три ровесницы: я и две Оли, мы стараемся держаться вместе. Нас отправляют в четвертую палату, а после меняют решение: «Идите в восьмую!», и мы, еле волоча ноги, плетемся в другой конец коридора. На драный, со множественными желтыми ореолами матрац, я застилаю свое постельное, и буквально валюсь на койку от усталости.

С нашим приездом дверь захлопывается, и «терапия-2» становится объектом закрытого типа. Но лечение идет как по накатанной, девочки открывают наши пакеты, и уже знают, чего и сколько…

Когда сгибы локтей превратились в один сплошной синяк, внутривенных уколов я стала побаиваться. Увидев это, медсестра сразу подбодрила: «Не бойся, сделаю, как для себя!», и, к счастью, не промахнулась. Однако в начале лечения пару раз приходилось иметь дело с новичками. Я, конечно же, понимаю, что им нужно учиться, но на ум часто приходит фраза из фильма «Бриллиантовая рука»: «А можно, чтобы этот гипс поносил кто-то другой?». Но большинство в вены попадают просто снайперски.

Из коридора доносится вечерний отчет: «Терапия-2. 64 человека больных, два медработника». Насколько такое соотношение правильное - решать не мне, но взглянув на пакеты, с которыми мы входим в манипуляционную, можно представить объем их работы, так что трудятся девчата с перегрузкой.  Дней через пять после празднования Дня шахтера повалила молодежь. Отделение продолжает работать в натужном режиме, так что женщину с сахарным диабетом уже определяют на кушетке в коридоре. Через пару дней в нашей палате проходит «рокировка»: одну из нас переводят на второй этаж, а к нам - больную из коридора. Видно, что самочувствие ее заметно ухудшилось. Женщина меряет сахар, колет инсулин и, несмотря на уговоры что-то съесть, погружается в глубокий сон. Дыхание ее становится тяжелым, и вскоре ее подключают под кислородный концентратор. К сожалению, мы были просто обречены почти сутки наблюдать за чужими страданиями. К тому же, аппарат, который по звуку напоминает беспрерывную работу неотрегулированного холодильника и парогенератора, и тяжелые стоны больной за сутки нас просто вымотали.

Утром неожиданно к ней в палату буквально впорхнул мужчина с букетом цветов. Мы хором сказали, что нужно разговаривать с врачом, и что-то срочно предпринимать, но он растерялся, и скрылся в неизвестном направлении. Следом пришла медсестра, заправила шприцы, но вводить лекарство не стала, а больная вскоре стала меньше стонать, и дышала спокойнее, а после обеда тихонько скончалась.

До приезда «Орфея» часа полтора мы сидели в коридоре. Вскоре нашу соседку, завернутую в одеяло, везут к выходу, а я провожаю каталку пустым, усталым взглядом. Еще минут сорок помещение кварцуют, проветривают, и перед нами открываются двери палаты с неожиданно освободившейся койкой.  Мы долго сидим в полной тишине. Возможно, такой исход был и при активном участии родственников, но с таким отношением человек был просто обречен.

 Группа поддержки

Часто в больницу попадали целыми семьями, и оставшийся в строю родственник должен был оббегать 2-3 отделения, а то еще и смотаться в Червонопартизанск, как это случилось с моей родней. Чтобы найти мне нужное лекарство, зять обошел пешком все аптеки в городе. Именно на группу поддержки падала основная нагрузка. Да и сами мы сочувствовали друг другу. Увидев мое беспокойство, тетя Валя обращается ко мне: «Мира, котик, тебе плохо?». Сердце мое не выдерживает таких перегрузок, и бухает, как в бочке. Ведь в войне с «короной» родственники на смену опустевшим пакетам с лекарствами, как снаряды в бою, подносят новые. Кажется, нет им конца и края, и неизвестно, когда настанет победа. Тем более что с другого «фронта» приходят тревожные вести: Ильич под ИВЛ. Чтобы лишний раз не беспокоить кузину, о его состоянии я справляюсь у родственников. Как часто бывает, именно родня объединилась и активизировалась. Мне тоже все звонили наперебой, и всячески поддерживали. Остальные как-то массово залегли на дно, и в контакте со мной остались единицы. Создалось впечатление, что люди боятся заразиться даже от разговора по телефону.

Несмотря на мои возражения, все расходы на лечение взяла моя семья. Деньги никто не считал, так что, по очень предварительным итогам, лечение обошлось около 30 тыс. руб. Сюда прибавляем еще поездки на такси (приемы врача, рентген, лаборатория, закрытие больничного), а также тормозки

Перед выпиской лечение стало помягче, начал просыпаться аппетит, и «пустой» больничный супчик уже как-то не радовал. Хотелось того, что рисовала моя буйная фантазия, и родня выполняла все мои капризы. В палате все шуршат тормозками, а разговоры только о еде. Женщины вспоминают лучшие блюда мам и бабушек, делятся своими рецептами. Новость о том, что, возможно, нас на неделю раньше отправят домой на долечивание, несмотря на слабость, вызывает подъем настроения. Однако неожиданный звонок двоюродной племянницы, прозвучавший 8 сентября, меня как-то сразу настораживает, а короткая фраза пронизывает сердце острой болью: «Папа умер!»… Для его спасения семья сделала при этом все возможное…

В день выписки мы «откапались», и стали собираться домой. Все банки-склянки я решила не забирать. Увидев меня с пакетом мусора, кто-то из младшего медперсонала сказал: «Разъезжайтесь уже по домам, пейте водку за свое здоровье!». В этих словах столько правды!

Дома я буду отъедаться, «зализывать раны» и мониторить состояние своих новых друзей по несчастью. А сейчас я расстаюсь с ними, и переполненная эмоциями, сажусь в такси, из окна посылая воздушные поцелуи. Слезы катятся произвольно, но быстро впитываются маской, с которой я уже сроднилась. Назвав адрес, я обращаюсь к водителю: «Наденьте, пожалуйста масочку! Даже если в «корону» вы не верите!».

Мирослава Солодова